Аркадий Гайдар - Том 3. Повести и рассказы. Фронтовые записи
Из-за его спины выглядывает лицо Жени.
Ольга (заметив Женю):
– Женя, иди вниз. Здесь без тебя обойдутся.
Женя (хватает спотыкающегося малыша).
– Я сейчас, я только возьму вот этого!
(Берет малыша на руки.)
Гул приближающихся самолетов.
Удар.
Разрывы зениток.
Малыш (Жене, доверчиво):
– Это гром?
Женя:
– Да, это гром.
Опять удар и треск зенитного пулемета.
Малыш:
– Потом будет дождь?
Женя (пригнувшись и опасливо глянув на небо):
– Да, потом будет дождь.
Удар.
Длинная очередь из пулеметов.
Трассирующие пули в небе.
Малыш:
– А потом будет хорошая погода?
Женя, скрываясь за тяжелой дверью бомбоубежища, говорит торопливо:
– Да!.. Да!.. Потом будет очень хорошая погода.
Удар.
Стоит, заслоняя собой свет, Фигура.
Снизу, откуда-то из-под кустов, ему кричат:
– Васька! Скорее вниз прыгай! Что ты думаешь?
Фигура (злорадно):
Имел одной он думы власть,
Одну, но пламенную страсть!..
Трусы! А что скажет наш капитан? Я ему обещал, что все будет сделано как надо!
Бегут взрослые дружинники.
Влезают через окошко в дом, и с улицы видно, как гаснет свет. Выстрелы стихают.
Фигура прыгает вниз, в палисадник.
К нему подбегают товарищи.
На лице Фигуры полоска крови.
Один из мальчишек в страхе спрашивает:
– Ты что? Ты ранен?
Фигура (гордо):
– Да, когда прыгал, зацепился щекой за бельевую веревку!
Возле террасы стоят лопаты, грабли, топоры, доски. По лестнице сбегает несколько мальчишек. Разобрали инструмент и убежали. На террасе возле Тимура – Гейка, Квакин, Колокольчиков, Женя, Фигура и другие мальчишки и девчонки.
Вошел почтальон и внес квадратный запакованный в картон сверток.
Он говорит Жене:
– Распишись. Тебе из города посылка. А твоей сестре письмо.
Женя (расписываясь и волнуясь):
– Что это такое? (Берет письмо.) Почему письмо от папы не мне, а только Ольге?
На столе стоит патефон.
Женя (закусив губу, чуть не плача):
– Папа!.. Он вспомнил… Зачем? Мне этого теперь ничего не нужно…
Сдерживая слезы, смотрит в окошко.
Тимур рассматривает патефонные пластинки.
Вдруг лицо его насторожилось.
Он подносит к глазам небольшую прозрачную пластинку.
Потом, загадочно глянув на Женю, он осторожно заводит патефон и ставит пластинку.
Коля Колокольчиков (шепотом):
– Тима!.. Не надо… Она (на Женю) от музыки заплачет.
Тимур отмахнулся от Коли и пускает пластинку.
Недоуменно смотрят на Тимура притихшие ребята.
Крутится пластинка.
Стоит лицом к окну Женя.
Вдруг раздается ровный, знакомый голос отца.
– Женя!
Мгновенно Женя оборачивается и, ухватившись за подоконник руками, замирает с широко открытыми глазами.
Крутится пластинка.
Голос отца:
– Когда ты услышишь эти мои слова, я буду уже на фронте. Дочурка, начался бой, равного которому еще на земле никогда не было… А может быть, больше никогда и не будет.
Лицо Жени.
Голос отца:
– Если тебе будет трудно, не плачь, не хнычь, не унывай. Помня, что тем, которые бьются сейчас за счастье и славу нашей Родины, за всех ее милых детей и за тебя, родную, еще труднее, что своей кровью и жизнью они вырывают у врага победу. И враг будет разбит, разгромлен и уничтожен. Женя! Я смотрю тебе сейчас в глаза прямо, прямо…
Крупно: поясной портрет отца. Он в шлеме, комбинезоне и кожаных перчатках.
Голос отца:
– Я клянусь тебе своей честью старого и седого командира, что еще тогда, когда ты была совсем крошкой, этого врага мы уже знали, к смертному бою с ним готовились. Дали слово победить. И теперь свое слово мы выполним. Женя! Поклянись же и ты, что ради всех нас там у себя… далеко… далеко… ты будешь жить честно, скромно, учиться хорошо, работать упорно, много. И тогда, вспоминая тебя, даже в самых тяжелых боях я буду счастлив, горд и спокоен.
Уже давно смолк голос отца, и с шипением впустую вертится пластинка.
Как зачарованные, стоят, не двигаясь, ребята.
Но вот Тимур подошел к Жене, смотрит ей прямо в лицо, а она тихо и взволнованно ему шепчет:
– Да! Но я не знаю как… Я не умею…
Тогда Тимур сжимает руки Жене и говорит горячо и звонко:
– Я клянусь, Женя. Я давно знаю. И я научу тебя этой клятве!
Болшево
24 июня – 3 июля 1941
Фронтовые записи*
Берись за оружие, комсомольское племя!
Война!
Ты говоришь: я ненавижу врага. Я презираю смерть. Дайте винтовку, и я пулей и штыком пойду защищать Родину.
Все тебе кажется простым и ясным.
Приклад к плечу, нажал спуск – загремел выстрел.
Лицом к лицу, с глазу на глаз – сверкнул яростно выброшенный вперед клинок, и с пропоротой грудью враг рухнул.
Все это верно. Но если ты не сумеешь поставить правильно прицел, то твоя пуля бесцельно, совсем не пугая и даже ободряя врага, пролетит мимо.
Ты бестолково бросишь гранату, она не разорвется.
В гневе, стиснув зубы, ты ринешься на врага в атаку. Прорвешься через огонь, занесешь штык. Но, если ты не привык бегать, твой удар будет слаб и бессилен.
И тебе правильно говорят: учись, пока не поздно. Когда тебя призовут под боевые знамена, командиры будут учить тебя, но твой долг – знать военное дело, быть всегда готовым к боям.
Тебе дадут винтовку, автомат, ручной пулемет, разных образцов гранаты. В умелых руках, при горячем, преданном Родине сердце это сила грозная и страшная. Без умения, без сноровки твое горячее сердце вспыхнет на поле боя, как яркая сигнальная ракета, выпущенная без цели и смысла, и тотчас же погаснет, ничего не показав, истраченная зря.
Комсомолец, школьник, пионер, юный, патриот, война еще только начинается, и знай, что ты еще нужен будешь в бою.
Приходи к нам на помощь не только смелым, но и умелым. Приходи к нам таким, чтобы ты сразу, вот тут же рядом, быстро отрыл себе надежный окоп, хлопнул по рыхлой груде земли лопатой, обмял ладонью ямку для патронов, закрыл от песка лопухом гранату, метнул глазом – поставил прицел. Потом закурил и сказал: «Здравствуйте все, кто есть слева и справа».
Поняв, что ты начал не с того, чтобы сразу просить помощи, что тебе не нужно ни военных нянек, ни мамок, тебя полюбят и слева и справа.
И знай, что даже где-то на далеком фланге подносчик патронов, связной или перевязывающий раны санитар кому-то непременно скажет:
– Прислали пополнение. Видел одного. Молодой и, наверное, комсомолец.
– Ну! Прыгает?
– Ничего не прыгает. Сел на место, окопался, молчит и работает.
Двадцать два года тому назад, в эти же августовские дни, я, тогда еще мальчишка, комсомолец, был с комсомольцами на фронтах Украины в этих же местах.
Какие были среди нас политики! Какие стратеги! Как свободно и просто разрешали мы проблемы европейского и мирового масштаба. Но, увы! Учились мы военному делу тогда мало. Дисциплина хромала. Стреляли неважно и искренне думали, что обрезать напильником стволы у винтовки нам не разрешают только из-за косности военспецов главного штаба.
Но нас в армии было тогда еще немного. За молодость бородатые дяди нас любили. Многое нам прощали и относились к нам покровительственно, благодушно.
Теперь время совсем не то. Сейчас комсомол – большая сила в армии.
В грозные для одного большого города дни встали недавно у сложных орудийных расчетов студенты-математики, комсомольцы.
За баррикадами из мешков песка, возле тяжелых противотанковых пулеметов стояли запасными номерами наводчики-комсомольцы.
На окраинах города уже шел бой, а они все еще спешно и жадно, как перед самым важным в жизни экзаменом, заглядывали в стрелковые таблицы.
Вот и ты приходишь с учебы, с работы. Ты знаешь, что тебе ночью еще нужно дежурить на чердаке, на крыше, и все-таки, наверное, ты берешь боевой устав. Ты идешь в военный кружок. Ты становишься в строй.
Жжет ли солнце, льет ли дождь, покрыты ли суровой тьмой улицы твоего родного города, люди слышат твои твердые шаги, слова команды и стук винтовочного приклада, опущенного на гулкую мостовую.
А ночью за черной маскировочной шторой ты, наверное, сидишь, изучая тяжелую ручную гранату, огонь которой вместе с огнем твоих глаз и твоего сердца взорвет и испепелит тех, кого мы все так клятвенно и непримиримо ненавидим.
Берись за оружие, комсомольское племя!
1941 г.
У переправы
